Один из парней молоточком нарубил льда и разложил его по бокалам. Туи наполнил их пальмовым вином, добавил кокосового молока и дольки свежего лимона. Мы развалились в кузовах наших джипов и потягивали коктейли. В разведенном костре потрескивали поленья. Именно о таком отдыхе мечтали мы с сестрой. Мы поклялись, что однажды навсегда переедем жить на Шри-Ланку.

Потом мы отправились на самую модную на острове дискотеку и провели там всю ночь. И так продолжалось все каникулы: по ночам танцы и выпивка, а днем мы отсыпались. Это была первая и последняя поездка на Шри-Ланку, когда мы не почернели от лучей палящего солнца, а вернулись домой бледные, как кофе с молоком.

Спустя несколько недель мне выдали аттестат. Гимназию я окончил с оценкой «удовлетворительно», что по моим меркам было скверно. Ай, все равно! «Главное – у тебя есть школьное образование!» – сказал я себе. Цель поставил, цели достиг.

Во время последней прогулки вдоль озера Альстер мне подумалось, что в жизни я всегда использую какие-то стратегии.

– Эй, а как же я? – отозвался мой внутренний голос.

– Ну, да. Я научился прислушиваться к тебе, – поддержал его я.

– Хотелось бы надеяться!

– Клянусь, твое мнение важно для меня. Ты помогаешь мне оценивать людей и ситуации, ставить правильные цели. Но когда решение принято, я начинаю выстраивать целую систему по воплощению идеи в жизнь.

– Точно, – согласился внутренний голос. – Принцип «плыть по течению» не для тебя.

Инстинкт и стратегии помогают мне продвигаться по жизни. Например, будучи тренером, перед каждым новым семинаром я заранее обследую помещение, прислушиваюсь, принюхиваюсь, оцениваю, насколько оно просторно, как освещено, какой в нем воздух. Я пытаюсь почувствовать его атмосферу – здесь включается интуиция. На основе собранной информации я выстраиваю стратегию: где мне лучше встать во время выступления, как двигаться по залу, как спланировать семинар, чтобы эффективно реализовать его в данном помещении. Разумеется, я прикидываю, где разместить доску, где положить фломастеры и так далее. Я фиксирую в памяти голоса, интонации, внутренним взором обозреваю, где и в каком порядке рассаживаются пришедшие. Это интересно, как одни садятся у окна, другие – у стены, кто-то предпочитает первые ряды, кто-то, наоборот, уходит подальше, некоторые держатся группками, есть такие, кто предпочитает сидеть отдельно от остальных. В начале семинара, когда участники коротко рассказывают о себе, я анализирую, что представляют собой собравшиеся. Я сканирую энергетику зала: какое общее настроение, между кем царит взаимопонимание, кто пользуется авторитетом. И тут снова выстраивается стратегия: какие стереотипы нужно будет ломать, как сделать так, чтобы каждый из участников в равной степени извлек пользу из семинара.

Тот же принцип я использовал, когда учился в школе и когда получал профессию: благодаря своей интуиции, вопреки внешнему давлению, я принял решение учиться в обычной гимназии. Чтобы справиться с поставленной задачей, я выстроил стратегию. Когда я положил аттестат на стол, внутренний голос сказал мне: «Ты можешь достичь большего. Образование для инвалидов заведет тебя в тупик». Чтобы заполучить место стажера в гостинице, моим тактическим ходом стала ложь – я скрыл свою инвалидность. И я прибегал к этой тактике до тех пор, пока отсутствие зрения не перестало быть препятствием на моем профессиональном пути.

По сей день в повседневной жизни я часто скрываю свою проблему с глазами. Основная причина заключается в том, что видящие не знают, как вести себя с невидящими. Когда я прямо сообщаю, что моя способность видеть крайне ограничена или что я почти слепой, в большинстве случаев люди понятия не имеют, как на это реагировать. Они пугаются, начинают выражать сочувствие, расстраиваются, испытывают горечь. Часто стремятся оказать посильную помощь, но делают это неуклюже. Большинство испытывают дискомфорт. Я вовсе не упрекаю их за это, их можно понять.

Это объясняется тем, что незрячих с ранних лет исключают из жизни обычных людей. Они ходят в специальные школы и даже детские сады. Безумие! Их лишают самого простого способа научиться жить рядом с другими и взаимодействовать.

Свою табличку «Я слепой», повязку на руку и трость я всегда ношу с собой, но в знакомой местности не достаю их из портфеля. По собственному опыту я знаю, что прохожие любят заговаривать со слепыми и задавать им кучу вопросов. Но обычно, когда я куда-то иду, у меня есть цель или назначена встреча и нет ни времени, ни желания объясняться с незнакомцами. Кроме того, я нередко сталкиваюсь с тем, что люди просто привязываются к тебе. У них и в мыслях нет ничего плохого, они просто хотят сопроводить тебя куда нужно, но получается, что нагоняют больше страху.

А ведь все могло бы быть гораздо проще. Если бы зрячий при столкновении со слепым заподозрил, что тому нужна помощь, он мог бы задать всего три действительно уместных вопроса. Нужна ли вам помощь? Как вам помочь? Как вам удобнее: взять меня под руку или просто идти рядом? Но я и не помышляю услышать подобное. Это я подстраиваюсь под других и даю им понять, что со мной все в порядке.

Сложнее, когда мне нравится женщина и я ей тоже нравлюсь. Мы договариваемся о свидании, встречаемся в ресторане, беседуем… Как правило, сначала женщины ничего необычного не замечают. Некоторые – в общем, практически все – в какой-то момент удивляются, что у меня нет машины. И тогда я говорю: «У меня плохое зрение, поэтому я не вожу автомобиль». Деликатные девушки прекращают на этом свои расспросы. Но позже замечают, что и на велосипеде я тоже не езжу. И что в моей квартире почти нет лампочек.

В этих ситуациях я нахожу какое-то благовидное объяснение. Не лгу, не виляю, но и не вываливаю на них всю правду. Это было бы неумно и не по-джентльменски. Себя я приучил к своей слепоте и трудностям при ходьбе. Также и окружающим я хочу дать время привыкнуть к этому. Причем женщины обычно относительно спокойно реагируют на мои недостатки. У мужчин с этим больше проблем.

При мимолетном знакомстве я, как правило, лишь говорю: «Я не очень хорошо вижу». Это правда, и это не усложняет ситуации и крайне редко ведет к дальнейшему обсуждению темы. Иногда мне не везет, и начинаются расспросы: что значит «не очень хорошо», и можно ли это вылечить. Или «А вы выглядите таким счастливым!», «А вы вообще видите меня?», «Какого цвета мои глаза?», «Как вы понимаете, что загорелся зеленый на светофоре?».

Бывают и вовсе смешные вопросы, типа: «Ух ты ж, а ты видишь, что я показываю тебе язык?» Или слишком любопытные спрашивают: «А как же вы видите сны?», «Вы можете самостоятельно одеться?», «Как же вы убираетесь в квартире?» И так далее, и тому подобное.

На мой взгляд, довольно быстро дружеская заинтересованность перерастает в досадную навязчивость. Так ли уж необходимо все это знать тем, кто едва знаком со мной? Да, я вижу сны, как и остальные, – разноцветные и живые. Я без проблем одеваюсь сам, но люблю, чтобы кто-нибудь подсказал мне, что нужно поправить галстук, если с ним что-то не так. И да, слабовидящий тоже может быть высокомерным. И может убраться в квартире – ничего драматичного нет, если он пропустит парочку пылинок. И вообще, для меня существуют более увлекательные темы для разговора. Мне вовсе не доставляет удовольствия, когда ко мне начинают относиться как к инвалиду.